Nageurs morts suivrons-nous d'ahan
Ton cours vers d'autres nebuleuses...*

- Итак, дорогие мои, по программе нашего курса мы дош-ли до одной довольно непростой темы. Чем больше я в нее углубляюсь, тем беспомощнее становится моя наука. Давайте вести наше обсужде-ние открыто: пусть каждый высказывается и задает любые вопросы. Единственная просьба - говорить по очереди.

- Прекрасно, трудности мы любим. Продолжайте, профессор.

- Ну-ну, не так резво! Эта тема, пожалуй, самая сложная из всех. Но не будем пасовать перед трудностями и приступим прямо к делу. Итак, мои юные друзья, сейчас мы поговорим с вами о смерти.

- О смерти? А что это?

- Спокойно, спокойно. Этого я не знаю и, возможно, не могу знать.

- Как же тогда быть?

- Зато они должны или должны были это знать. Ведь у них есть или было для этого особое слово. А это уже кое-что.

- Кто это они?

- Как кто? Существа, о которых мы до этого говорили.

- Обитатели тех далеких миров, которые...

- Именно. Я даже как-то показывал вам с помощью телескопа их местонахождение, то есть их галактику.

- Это та, что самая дальняя от нас, вроде бледного пятнышка?

- Совершенно верно. Давайте только не тратить время на повторе-ние. Сейчас это лишнее. Итак, смерть.

- Но, профессор, если об этой, как ее... смерти знают только они, а вы ничего не знаете, то мы не видим...

- Позвольте, я ведь вовсе не утверждал, что они это знают или зна-ли.

- Час от часу не легче! Тогда каким образом мы будем все это обсу-ждать?

- Да дело как раз не в этом! Послушайте меня внимательно: оста-вим в покое все эти "что" и "как", иначе мы вечно будем топтаться на месте. Попытаемся уточнить и прояснить для себя понятие смерти. По ходу ваших мыслей я буду помогать вам, а вы - мне по ходу моих. Так рано или поздно мы обязательно к чему-нибудь придем. В конце концов вы не должны забывать, что если что-то понимает один, то поймет и другой, живи он хоть на расстоянии в миллиард световых лет. Так что попробуем, а когда окончательно исчерпаем свои силы, я расскажу вам то немногое, что знаю сам.

- Попробуем.

- Вот такими вы мне уже нравитесь. Начать, я думаю, следует со-всем издалека, иначе разобраться в чем-либо будет просто невозможно. Правда, если бы я мог ссылаться на понятие жизни, мне было бы гораз-до проще объяснить, что такое смерть. Но вся беда в том, что о понятии жизни вам тоже ничего не известно, а объяснить его я смог бы, только прибегая в свою очередь к понятию смерти. Для нас практически это означает, что жизнь и смерть сводятся к одному и тому же.

- Жи-и-знь?

- Да, жизнь, только, ради бога, не начинайте все сначала... Нет, так мы далеко не продвинемся; тут, видно, не обойтись без некоторых, с позволения сказать, первичных по отношению к жизни и смерти поня-тий... А что, скажите, не касались ли вы на других лекциях темы... В общем, знаете ли вы, что такое время?

- Время? Нет.

- А пространство?

- Пространство?

- Значит, о пространстве или времени, если сблизить оба эти поня-тия и свести их к единому понятийному целому, вам также ничего не известно?

- Что, что?

- Нет, ничего.

- Пространство, время - какие забавные слова! А что это?

- Нельзя сказать, чтобы они были чем-то. Я хотел спросить, знаете ли вы, что подразумевается под временем и пространством, или под вре-менем или пространством в представлении обитателей той далекой ту-манности. Но, к сожалению, вы и этого не знаете; что же тогда говорить о понятии протяженности и так далее, и так далее... В таком случае скажите сами, как мне быть.

- На предмет чего?

- О господи, да на предмет того, чтобы объяснить вам, что есть смерть.

- А что, разве, не поняв, что такое эти ваши пространство и время, нельзя понять и что такое смерть?

- По-моему, нет. Во всяком случае, мне так кажется.

- Тогда объясните нам, что такое пространство и время.

- Хм, видите ли, как это ни смешно... здесь опять получается преж-няя история. Говоря о пространстве или времени, означающих, в сущ-ности, одно и то же, я так или иначе вынужден буду коснуться смерти, точнее, предположить, что вам это понятие уже известно. Как, по-вашему, является ли понятие смерти следствием понятия пространства-времени или оно само порождает понятие пространства-времени? Мо-жете вы об этом что-нибудь сказать?

- Мы - нет.

- Вот и я не могу. В действительности речь, возможно, идет о двух параллельных понятиях или об одном и том же понятии, но под различ-ными углами зрения.

- Что же тогда остается делать?

- Что делать, что делать! Пока мы здесь окончательно не потеряли го-лову, начнем все с самого начала. Давайте-ка посмотрим, что такое бы-тие.

- Давайте!

- Давайте!

- Давайте!

- Не много ли желающих? Пусть начнет кто-то один. Итак, что та-кое бытие?

- Бытие - это наше сознание.

- Ну да, так, во всяком случае, сказано в наших учебниках. Из этого следует, что бытие представляет собой некую чувственную, или субъек-тивную, связь. Но с чем, спрашиваю я вас?

- Как это с чем? Ясное дело, с нашей мыслью, с теми же чувствами, короче, со всем тем, что делает нас нами.

- То есть это как бы осознание содержания нашего сознания. Это понятно или воспринимается как игра слов?

- Ну... так, как сказали вы, в общем, конечно...

- Я как раз сказал только то, что сказали вы. Однако думаю, что здесь не обойтись без некоторой промежуточной ступени. Наше созна-ние должно соотноситься с чем-то еще помимо самого себя. Правда, в этом случае мы несколько отвлекаемся от темы лекции и выходим за рамки ваших знаний. Скажите, вам никогда не приходило в голову, что связь, которую вы назвали субъективной, может по крайней мере стре-миться к объективному началу, иными словами, что бытие выражает не столько наше сознание, сколько наше состояние?

- Состояние!

- Что такое состояние, мы худо-бедно понимаем, но...

- Я предвидел ваше негодование. Вы наверняка скажете мне, что так как наше состояние неизменно и вечно, то это уже не состояние?

- Конечно! В понятии состояния или условий существования зало-жена возможность изменения.

- Вот тут надо еще подумать; уже то, что мы говорим "неизменное состояние"...

- То есть как это?

- Кто же так рассуждает? Разыгрывает он нас, что ли?

- Хорошо, и что же из этого следует?

- Спокойно, спокойно. Может быть, вы и правы. Попробуем тогда обойти эту трудность. Скажите, а что такое небытие, вы знаете?

- Нет.

- Еще бы, ведь вся наша философия строится на положительных по-нятиях. Но, видит бог, существуют и понятия отрицательные, по край-ней мере мы должны предполагать их существование, если судить по тем сведениям или идеям, которые доходят до нас с той далекой туманности.

- Отрицательные понятия? Что это?

- Это понятия, относящиеся к тому, чего нет, сравнительно с тем, что есть.

- Пощадите, профессор, мы ничегошеньки не поняли!

- И неудивительно. Скажем так: они относятся к видоизмененному состоянию вещей.

- К видоизмененному состоянию? Что это значит?

- О боже! То, что они относятся к иному возможному состоянию вещей.

- То есть к их невозможному состоянию?

- Если хотите, да. В конце концов, небытием можно считать то, что не есть бытие.

- Но то, что не есть бытие, никак не проявляется.

- Согласен, но вы можете представить это мысленно.

- Отнюдь, потому что то, чего нет, может означать бесчисленное множество вещей.

- Не-ет, здесь вы ошибаетесь. То, что есть, также означает бесчис-ленное множество вещей, но в той мере, в какой оно составляет цельное понятие, оно четко определено и самодостаточно. Аналогичным образом существует только одно проявление небытия, иначе говоря, понятие не-бытия является обоснованным и представляет собой ясную идею.

- Извините, но до нас все равно пока не доходит. Вы говорите "ана-логичным образом". Но для того, чтобы аналогия была если уж не пол-ной, то хотя бы приемлемой, это самое небытие должно заключать в се-бе, в собственном измерении, бесчисленное множество вещей, подобно тому как это происходит с бытием, а не просто вырисовываться в бес-численных проявлениях... Я знаю, что говорю путано, и не уверен, все ли меня поняли. Однако, судя по вашим словам, вы неверно истолкова-ли смысл нашего возражения. Помимо этого, вы попросту занимаетесь с нами словесными кульбитами, с вашего позволения. С одной стороны, вы приводите цельное понятие, правда, уже в обобщенном виде, с дру-гой - также цельное понятие, которое, однако, ничего не обобщает и ни с чем не соотносится.

- Проклятие, да вы не просто, а чересчур смышлены! Не просто, по-тому что, сами того не замечая, смешиваете абстракцию и реальность. Правильнее будет сказать так: понятие бытия не является истинным там, где истинным является или являлось бы, не знаю, как тут еще ска-зать, понятие небытия. Небытие, пожалуй что, можно считать понятием чистым и безотносительным.

- Однако хоть какое-то представление о нем вы должны нам дать!

- Это вовсе не обязательно. В порядке исключения вы можете пред-ставить его как чисто умозрительное построение.

- Значит, мы должны проглотить это как есть и успокоиться?

- Что-то вроде того.

- Ладно, ребята, давайте глотать, пусть даже оно встанет у нас по-перек горла... Сделаем так, профессор: вы продолжайте, а там, как знать, может, последующее и прояснит предшествующее! Хотя, согла-ситесь, это довольно странный метод созерцания.

- А мы и не созерцаем. Повторяю, в первую очередь я пытаюсь вы-яснить кое-что для себя. С другой стороны, уже не раз последующее проливало свет на предшествующее.

- Хорошо, тогда продолжайте. Кстати, для начала неплохо было бы узнать, каким образом это ваше небытие связано с этим вашим про-странством или временем.

- А кто его знает! Скорее всего прямой связи между ними нет.

- Смелее, смелее, профессор!

- Интересно, как, по-вашему, содержит идея небытия идею ограни-ченности или нет?

- Хм.

- М-м-м.

- По-моему, хмыкать тут особо нечего. Я думаю, что содержит.

- Как это?

- Если существует небытие, значит, бытие не является, как бы это сказать, всеобъемлющим и предполагает наличие пустот.

- Ха-а!

- Фью-ю!

- Та-ак, это еще что за свист? Давайте-ка посерьезнее!

- Но, профессор! Теперь уже вы смешиваете абстракцию и реаль-ность. Ведь о небытии нельзя сказать, что оно есть. Не вы ли сами толь-ко что подали нам его как чисто умозрительное построение?

- Вот это уже совсем другое дело! Вместо того чтобы попусту бала-ганить, вы бы почаще открывали рты и говорили по существу. Именно! Именно об умозрительных построениях мы и говорим. И небытие я упомянул лишь в отвлеченном смысле, точно так же, как и наша веро-ятная цель, точнее, наш первый этап - пространство или время,- представляет из себя не что иное, как отвлеченность.

- Да, да, на этот раз вы совершенно правы! Вы уж нас извините. Вот только интересно бы узнать, что такое "рты"?

- Рты? Я сказал "рты"? Ну, это внизу такое... Впрочем, сейчас это не столь важно. Позже мы к этому, может быть, вернемся.

- Тогда продолжим.

- Продолжим. (Но как?) Итак, если бытие не есть все, если оно огра-ничено небытием...

- То что?

- То ничего, друзья мои. Не так-то это просто продолжать, к тому же скорее всего не я хитрее вас, а вы - меня. И все же чисто интуи-тивно мне кажется, что, исходя из подобной предпосылки, можно осу-ществить разграничение стихий, стихий, разумеется, понятийных.

- Какое еще разграничение? Каких стихий?

- Ну как же... Допустим, здесь у нас бытие, а здесь - небытие. Это означает, что в один прекрасный момент бытие становится небытием или, наоборот, что однажды кончается бытие и начинается небытие. Не так ли?

- В общем-то так. Хотя эта идея конечности пока еще не очень по-нятна. Что значит "кончается"?

- Значит ли это пока то, что бытие и небытие разграничены между собой, или нет?

- Несмотря на довольно туманное определение, в том, что они раз-граничены, нет никаких сомнений. Однако должен вам заметить, про-фессор, что все это сильно напоминает ловкий фокус: за одним словом стоит другое, одно слово объясняется другим, которое тоже в свою оче-редь нуждается в объяснении, и так далее.

- Все так, но что же я могу с этим поделать? Мне все это скорее на-поминает игру в прятки. В конце концов всегда что-нибудь да останет-ся. Слова уже сами по себе кое-что значат, и, возможно, спустя некото-рое время они вдруг разом озарятся особым смыслом.

- Хм, ну допустим, а дальше?

- Итак, бытие и небытие разграничены. А теперь скажите, смогли бы вы представить себе две разграниченные вещи, так сказать, внутри бытия?

- При условии, что предварительно мы уже разграничили бытие и небытие? Не очень-то.

- Как же так, ведь кто-то из вас говорил здесь о мыслях и чувствах, о том, что это две разные вещи, а все вы признали, что бытие означает бесчисленное множество вещей!

- Если все действительно так гладко, то не совсем понятно, зачем вам понадобилось устраивать этот опрос... Просто у нас так принято говорить, ну, ведь бесчисленное множество вещей - это то же самое, что одна вещь. И вовсе не верно, будто мысли и чувства или мысль и чувство означают две разные вещи, скорее это... два слова.

- Этого мне пока вполне достаточно. И все же я хочу вас спросить: можете вы представить в самом бытии, хотя бы даже в виде слова, не-что обособленное?

- Что за вопрос! Безусловно. Мы же только сейчас сказали, что слов в бытии найдется столько, сколько понадобится.

- Нет, вы меня неправильно поняли, а может, это я слегка напутал, ну да неважно. Я хочу сказать (но что именно?), я хочу сказать... Вот вы, например, смогли бы мысленно представить себе нечто обособлен-ное, выделив его силой своего воображения из того, что находится в данный момент перед вами?

- Вопрос весьма туманный, профессор, если не сказать больше. Речь идет о том, чтобы принять звезду за нечто качественно отличное от окружающего ее неба?

- Да нет же, отнюдь не качественно! Чертовски непросто это выра-зить, так что я вынужден буду повториться: это значит принять ее за нечто обособленное от остального, принять как сущность, как самодос-таточность.

- Самодостаточность?

- Ох... тогда другой пример: можете вы себе представить, что две звезды составляют соответственно два предела?

- Предела чего?

- Да неба же!

- То есть представить, что небо заключено между двумя звездами?

- Как раз наоборот: что в небе есть еще небо, заключенное между двумя звездами, что в большом существует малое, во всем - часть. Или что небо состоит из множества малых небес.

- Ну, знаете... Хотя мы уже начинаем понимать, что вы имеете в виду.

- Боже милостивый, наконец-то! Тогда мы вплотную подходим к понятию пространства или времени.

- Но какая все-таки польза от этой причудливой фантазии?

- Сейчас не в пользе дело. Впрочем, полезнее всего вам было бы вникнуть в смысл понятия пространства и времени. Вам... У них же все обстоит совсем иначе. Кстати, я далеко не уверен, что для них это при-чудливая фантазия.

- Хорошо, так где же в этом предположении, образе или вымысле заключается понятие пространства или времени? В чем оно выражает-ся?

- Не торопитесь. Итак, что мы имеем: небо состоит из множества малых небес, подобно тому как бытие - из множества бытиинок, при-чем именно бесконечных, поскольку бесконечны ваши вероятные точки отсчета. Пока все ясно?

- Более или менее. Значит, эти малые небеса, которые мы предста-вили, или эти, как вы их называете, бытиинки, точнее, каждая из них и есть пространство или время?

- Да нет же, не путайте: малые небеса хотя и ограничены (весьма произвольно и исключительно в отвлеченном смысле), тем не менее что-то собой представляют. А пространство или время суть ничто. Это толь-ко понятие, ну, самое большее - метод.

- Как метод?

- Для какой цели?

- Э, не придирайтесь к словам. Может, потом все станет понятно, а может, и нет, посмотрим.

- Так что же, в конце концов, такое пространство или время? Мы перед вами уже полностью выложились, пора бы и вам раскрыть свои карты!

- Если в двух словах, то пространство или время - это не что иное, как сама возможность ясно и без малейших усилий понять, что такое небесинки или бытиинки.

- Как, как?

- Не подкопаешься!

- А мы-то думали!

- Погодите, погодите. Давайте по порядку: идея пространства-времени содержит в себе, по их мнению, конечную идею.

- Конечную?

- В том смысле, что эта идея тяготеет к известному пределу, точнее, рассматривает его положительно. Она не столько разграничивает, сколько ограничивает. Они называют ее... идеей длительности.

- Они! А мы, значит, опять погружаемся в полный мрак!

- Но ведь мы же только что сказали... Вот смотрите: предположим, здесь у нас одно небо, а здесь другое...

- Вы хотите сказать, что там, где кончается одно, начинается дру-гое или что одно в любом случае должно кончиться, чтобы уступить ме-сто другому?

- Именно.

- Допустим, но как можно мысленно представить себе эти конец и начало, не говоря, разумеется, о том, что оба предполагаемых неба дей-ствительно имеют одинаковую природу? Как некое изменение состоя-ния и свойства?

- Нет, нет!

- Тогда как же?

- Исключительно как конец и начало. В данном случае одно из этих понятий можно даже опустить. На выбор.

- Ну нет. Это будет слишком просто. Или, чтобы вы не обижались, слишком сложно. Получается образ, лишенный содержания. Нет, так не годится.

- Следовательно, вы не в состоянии вывести идею конца или нача-ла? (Какой тонкий вопрос! Будь они в состоянии это сделать, они бы уже знали, что такое смерть.)

- Не-ет, идеи конца и начала являются относительными и только, так что, пожалуйста, не сбивайте нас с толку.

- И тем не менее! (Хотя, на мой взгляд, они совершенно правы: сам-то я разве знаю, что такое смерть?)

- Кроме того, тут возникает еще одна трудность. По вашему собст-венному определению, эти небесинки или бытиинки бесконечны. Так о каком же тогда конце или начале можно вообще говорить?

- Как, теперь вы отрекаетесь от того, что было уже признали?

- Ни от чего мы не отрекаемся. Но даже если и так... Мы все же считаем, что третьего здесь не дано: или бесчисленность, или что-то од-но.

- (Они и тут правы, хотя в их рассуждениях еще не хватает после-довательности). Допустим, они бесконечны, но ведь мы всегда можем брать в расчет лишь часть из них.

- Мы, конечно, можем брать в расчет лишь часть из них, полагая при этом, что они бесконечны. Это как если бы наша фантазия раство-рялась в той же точке, в которой она приобретает форму или должна ее приобрести.

- (Лихо! Не придерешься... Хотя...) Послушайте, оставим в стороне эти дотошные уточнения и постараемся иначе взглянуть на дело. Тогда медленно, но верно мы скорее дойдем до цели. Впрочем, не думаю, что-бы это было так необходимо. Знаете, что я вам скажу? Ваши доводы уже свидетельствуют о понимании вами сути пространства или времени.

- Ну, если вы сами так считаете...

- Да, я даже заранее это предполагал. Понятия вырабатываются по ходу дела, в процессе дискуссии, когда порой едва догадываешься, о чем идет речь. А бесконечные уточнения решительно ни к чему не при-ведут. Да и наскоком здесь ничего не добиться.

- Хм.

- Ну хорошо, предположим, что так оно и есть. Впрочем, даже если бы у вас до сих пор не было ни малейшего представления об этом злопо-лучном понятии, нам все равно не оставалось бы ничего другого, как ид-ти дальше и слепо надеяться на будущее. А пока что перед нами тупик.

- Итак, предположили - и пошли дальше. Простите, если не ошиба-емся, вначале речь шла о какой-то смерти?

- Не беспокойтесь, рано или поздно дойдем и до нее.

- Тогда - вперед!

- Скажите, смогли бы вы... это даже сформулировать и то непро-сто... смогли бы вы представить самих себя внутри одного из этих веро-ятных множеств, которые мы назвали небесинками и бытиинками? То есть каждого из вас в одном из них?

- Что?

- Что?

- Это как же?

- Ну вот это уж нет!

- Однако вы даете, профессор,- бытие содержится в части себя? Большее в меньшем? Большое в малом?

- Ха-ха!

- Фьюить!

- Так, успокоились и замолчали! Прежде всего при чем здесь бытие? Я говорил о каждом из вас.

- Бытие, именно бытие! Каждый из нас и есть бытие.

- Ай да молодцы! Такое прилежание достойно стен университетов и академий. Вот только меня вы сильно разочаровали. Более того, я в полном отчаянии и прошу ваше воображение, ваш пытливый ум сде-лать еще одно небольшое усилие. Иначе никакого продолжения не будет и мы можем спокойно разойтись.

- Но ведь это просто невероятно - представить себя замкнутым внутри бог весть чего!

- Я и сам понимаю, что это невероятно , однако еще невероятнее, если это вообще вероятно, было бы быть замкнутыми, поэтому, если ид-ти от более невероятного к менее невероятному...

- Полная неразбериха! Лепит что попало!

- В принципе представить себе подобную вещь можно. Я, напри-мер, долго над этим бился и кое к чему все-таки пришел. Видимо, они там воспринимают это точно так же, независимо от того, есть у них на то основания или нет. И если уж мы хотим до конца разобраться в этом деле, если я сам хочу в нем разобраться... Увы, я прекрасно понимаю, что не вправе требовать этого от вас.

- Ребята, доставим ему это удовольствие, что нам стоит? А то он еще, чего доброго, расплачется.

- Может, хватит зубоскалить, а?

- Ладно, ладно, будь по-вашему: большее в меньшем. Теперь вы до-вольны? Итак, каждый из нас замкнут в клочке неба.

- Но это еще не все...

- Как, вам и этого мало?

- Прекратите, я вам говорю, и постарайтесь сосредоточиться.

- Знаете, профессор, мы уже дошли до такого состояния, что гото-вы согласиться с чем угодно: и с тем, что вселенная бесконечна, и с тем, что она конечна, и с любой другой ахинеей в этом роде.

- Я тоже. Но когда все эти страсти поулягутся, вы поймете: я не ви-новат в том, что они действительно замкнуты, как вы говорите, в клоч-ке неба или... или времени.

- Что, что они?.. Но ведь это немыслимо! Как им удается? Давайте послушаем, авось что-нибудь и поймем, если верить вашему утвержде-нию о том, что последующее проясняет предшествующее.

- Вот и славно. А теперь - чуточку веры!

- В кого?

- Прежде всего в самих себя. Итак, постарайтесь как следует сосре-доточиться, потому что сейчас вы услышите нечто действительно архи-сложное и совершенно непостижимое. Все, о чем мы говорили рань-ше,- цветочки по сравнению с этим. Только что мы забавлялись менее невероятным и более невероятным. Именно с последним нам и пред-стоит столкнуться лицом к лицу. Так вот, они...

- Смелее, нас уже ничем не удивишь.

- Зато я еще способен удивляться решительно всему.

- Ну, а поскольку мы все равно предаемся невероятным фантазиям, то самая невероятная из них будет одновременно и самой занятной.

- Если бы я еще знал, как это выразить! Да одного этого было бы вполне достаточно! Ну, а пока можно констатировать только обратное. Так что двигаться придется на ощупь. Могу лишь повторить то, о чем вы уже составили себе наиболее общее представление: их большее, то есть большее в их понимании, на самом деле содержится и развивается в собственном меньшем, точнее, в стольких меньших, сколько их самих. Это ясно?

- Какое там ясно! Это лишено всякого смысла. В самой фразе и то ничего не поймешь, что же тогда говорить о содержании!

- Согласен, однако это так. Я говорю "так", потому что не осмели-ваюсь сказать "так, и только так". Как бы то ни было, здесь мы стоим перед лицом факта.

- Факта?

- Да, факта. Разумеется, в той мере, в какой вообще приемлемы любые факты.

- Нельзя ли чуточку поясней: в чем именно заключается смысл этого вашего факта? Ведь из того, что вы до сих пор рассказывали, ничего фактического не вытекает.

- О боже, ну как вам еще объяснить? Большее в их понимании реа-лизуется или, скажем, способно конкретизироваться в меньшем, оста-ваясь при этом все же большим. А может, и не оставаясь - откуда мне знать! Иначе говоря, их бытие как бы размельчено или же... воспроиз-водится... во множестве малых бытий.

- В таком случае это уже не от большего к меньшему, тут уместнее говорить о множестве меньших, которые образуют некое большее.

- Не думаю, хотя, возможно, здесь-то и зарыта собака. Я специаль-но сказал "как бы" размельчено, чтобы вам было яснее.

- Мы все равно ничего не поняли. Выходит, это, назовем его, разде-ление бытия происходит в каждом из них?

- Да не-ет! (А впрочем... но об этом лучше не надо.) Наоборот, каж-дый из них представляет собой одну бытиинку, одно малое бытие, и ни-чем другим не является, хотя способен вместить в себя всеобщность бытия или быть ему сопричастным. Фактически каждый из них пред-ставляет собой нечто ограниченное в небе и бытии, нечто, покрываю-щее собой лишь часть неба или бытия.

- Как, вы же сами только что сказали, что они вмещают, сопричаст-ны и так далее?

- А это как посмотреть: с одной стороны, каждый из них - частица бытия, с другой - возможно, все бытие. С одной стороны, они начина-ются и кончаются, с другой -возможно, никогда не начинаются и ни-когда не кончаются.

- Загадка на загадке! Послушайте, профессор, мы складываем оружие.

- Ну что вы... (Мне только сейчас приходит в голову, что, наверное, можно было обойтись и без этой заумной прелюдии: достаточно было напомнить им об их чувстве личности. Если, конечно, оно у них есть и достаточно сильно развито. Однако вся беда в том, что я заранее знаю, как они мне ответят.) Поверьте, ребята, я и впрямь не вижу в такой по-становке вопроса ничего странного. Ведь если хорошенько приглядеть-ся - разве это не наш с вами случай? Ведь и мы заключены внутри не-коего меньшего, поскольку каждый из нас представляет собой обособ-ленную личность, или индивидуальность, не так ли?

- У-ууу!

- Бр-ррр!

- Ну вот, к примеру, сейчас, здесь вас много или вы один?

- И не много, и не один, это вам хорошо известно. Неужели подоб-ные вопросы доставляют вам какое-то особое удовольствие? Все гораз-до проще: мы одни, мы единственны во множестве, или, пожалуй, единственнизированное множество.

- (Так я и предполагал. Быстро отходим на прежние позиции, иначе все еще больше усложнится). Пусть будет так, тогда вернемся к преды-дущему пункту. А еще лучше - оставим в покое вопрос об их соприча-стности всему бытию. Тем более что в конечном счете он или прежде-временен, или вообще здесь неуместен. Предлагаю ненадолго вернуться назад и попытаться взглянуть на все это несколько иначе...

- Ради всего святого, куда уж иначе, если и смотреть-то не на что! Скажите, какой все-таки смысл в том, что они ограничены в небе, бы-тии и еще где-то там? Не в том ли, что они изначально воспринимают самих себя ограниченными?

- (Можно было побиться об заклад, что они ничегошеньки не поняли после таких-то объяснений...) Нет и еще раз нет, вот в чем все дело!.. А хоть бы и да, правда... В конце концов, смысл не только в этом... (Как тут еще скажешь?)

- Знаете, профессор, если вам так уж не по себе, отложим остальное до следующего раза.

(Они правы: взялся объяснять, а на деле водит всех за нос, потому что у самого в голове полная неразбериха.)

- Кажется, наш профессор погрузился в гордое молчание?

- Уместнее всего вам погрузиться в молчание и слушать меня вни-мательно. Попытаюсь еще раз донести до вас (а заодно и до самого се-бя) смысл этой чудовищности. Я не могу сказать, что это - следствие или причина. Однако ясно одно: они ограничиваются тем, что воспри-нимают себя изначально ограниченными, и являются ими или одно-временно являются ими. (Ну вот, даже слов подходящих не найду и вы-нужден ходить вокруг да около.)

- Опять двадцать пять! Что это значит?

- То, что они могут быть кем угодно и чем угодно, но при этом все равно остаются замкнутыми в некоем малом, которое вы можете себе представить или мысленно обособить, как только что делали по отноше-нию к небу. Каждый из них, таким образом, жестко ограничен в своем собственном малом или, если хотите, во времени-пространстве.

- Жестко ограничен? То есть опять же самоограничен, строго гово-ря?

- Боже правый, да нет! Ограничен, именно ограничен. Каждый из них представляет собой твердый объект. Он имеет особую плотность, оказывает сопротивление внешнему воздействию и так далее и тому подобное. Каждый из них имеет, как они сами выражаются, тело! (Ну, что сейчас будет?!)

- Тело?

(Пока тихо. Они слишком ошарашены. Может, пронесло?)

- Тело! Нам это слово известно только в одном значении: небесное тело.

- Вот вы и представьте себе что-то в этом роде. Размеры можете пока в расчет не принимать. А впрочем, как хотите. Тела, различные по форме.

- И каждый из них имеет... То есть что значит "имеет"? Вы имели в виду "является"?

- Ну да... я сказал "имеет", потому что... В общем, я имел в виду "яв-ляется".

- Каждый из них является небесным телом.

- (Они ни о чем не догадываются.) Нет, не небесным телом, а просто телом. Более того, они прикреплены к различным небесным телам, за-висят от них и не могут от них отделиться, а если и могут, то с большим трудом.

- Значит, они вроде спутников?

- Не-ет... Хотя, если разобраться, почему нет? Вы вполне можете мысленно сравнить их со спутниками. Правда, это были бы спутники, так сказать, sui generis . Судите сами: у них даже нет собственной ор-биты, а находятся они непосредственно на небесных телах. Как какие-нибудь паразиты вроде клещей.

- Так, а дальше?

- (Честно говоря, я не ожидал такого спокойствия. Видимо, они еще ничего не поняли.) Что - дальше?

- Но... допустим, все это так; тогда какая здесь связь с... Нет, вы знаете, профессор, давайте говорить откровенно: мы считаем, что это ваше предположение, если его можно считать приемлемым, эта ваша история, если в нее таки поверить, ничего в себе не несет. Мы, попросту говоря, абсолютно ничего в этом не поняли.

(Так я и предполагал.)

- А для чего, собственно, нужно это... тело? Как оно выглядит и ве-дет себя? И как вообще можно обосновать подобный способ существо-вания?

- Ну-ну, не так неистово! Давайте пока довольствоваться тем, что мы установили: во-первых, они существуют, во-вторых, представляют собой тела, и тела материальные.

- Даже материальные?

- Ну да, а что, собственно, здесь такого? Взять, к примеру, нас са-мих. Хотя у нас и нет тела, мы материальны, как материальна любая вещь, поскольку является комбинацией энергий. Просто в их случае мы сталкиваемся с большей степенью комбинации материи или энергии.

- Конечно, конечно, однако же... Нет, до нас все-таки еще не дошло, нам до конца не ясно, в чем тут дело. Знаете что: давайте продолжим, если понадобится, вернемся к самому началу. Возможно, тогда, про-фессор, вам и удастся донести до нас смысл подобного абсурда. Вот вы, к примеру, сказали, что не уверены, является ли это тело или бытие тел следствием или причиной. Что именно вы имели в виду? Нельзя ли по-подробнее?

- По-моему, ясно, что я имел в виду: тело или его наличие вполне может являться следствием их способа восприятия.

- Восприятия чего?

- Их способа восприятия вообще, восприятия бытия, восприятия всего.

- Хм, ну а если нет?

- Если нет, то возможен обратный вариант, при котором уже нали-чие тела могло породить, а в каком-то смысле и обусловить необходи-мость их способа восприятия.

- Вот видите? Это уже кое-что проясняет. Мы начинаем постепенно вникать в суть дела.

- Ай, да молодцы!

- Да, ну а теперь?

- Что теперь?

- Как нам быть с этим телом? Прежде всего, какое оно?

- Вы хотите знать, как оно выглядит, каковы его форма и размеры?

- Нет, нет, мы спрашиваем, каково оно, в каком качестве оно суще-ствует, каким образом связано с бытием и так далее.

- Поверьте, вы несколько преувеличиваете мои познания; все, что мы можем,- это предполагать, приводить различные доводы, обсуж-дать, да и то... в порядке дискуссии.

- Э-э, нет, сначала вы ошарашиваете нас неслыханными заявле-ниями, а теперь хотите пойти на попятный?

- Я... я говорю вам только то, что знаю, и было бы бесполезно...

- И еще: когда же наконец вы решитесь рассказать нам о смерти? Или вы уже успели об этом позабыть?

- (Они опять начинают дерзить, впрочем, это можно считать доб-рым знаком.) Что ж, думаю, теперь самое время поговорить и о смерти, более того - углубиться в самую суть этого вопроса.

- Так давайте же!

- Итак, они ограничены в пространстве...

- Или времени, если угодно. Это мы уже единодушно признали.

- Минутку, минутку. Пространство и время безусловно сводятся к одному и тому же; они безусловно составляют единое целое, но только в качестве понятия или понятий, а не в качестве...

- В качестве чего?

- Не знаю! Видите ли, они разграничивают оба эти понятия. Во всяком случае, разграничивали в течение долгого времени или воспри-нимали как некое двоякое или парное понятие, насколько я себе пред-ставляю... Впрочем, не знаю и точно сказать не могу. Кроме того, я предполагаю, что к единому понятию пространства или времени прий-ти нельзя, по крайней мере они к нему не смогли прийти, не расщепив его предварительно на два параллельных понятия, точнее, абстрагиро-вав его от них, почти как понятие понятия.

- Ничего себе закрут!

- Погодите, погодите. Да, я, как и все мы, нахожусь как бы на гра-ни между воображением и предположением. Но я твердо убежден, что, если мы решили составить себе представление о смерти, мы должны придерживаться того старинного разграничения, которого, по праву или нет, придерживались они.

- Хорошо, давайте теперь над этим головы ломать. Продолжайте, пусть даже нам придется пятиться раком, неважно: делайте как знаете. Итак, пространство...

- Пространство, оно пространство и есть, и вам о нем известно уже предостаточно.

- Ну хорошо, а время?

- Время... понимаете, дело в том, что по той или иной причине они установили для себя последовательность событий...

- Это как?

- А вот так: последовательность событий в бытии.

- Да, но что, собственно, означает эта "последовательность"? "Систе-ма"?

- И да и нет. Нечто большее, чем просто система. Хотя это можно было бы назвать динамической системой, когда каждое событие берет начало во времени от другого события... (Выдумываю черт знает что!)

- Непонятно, но пойдем дальше. Хорошо, а во имя чего, для какой цели все это нужно?

- Вы думаете, я знаю? Может, все потому же, что прежде всего они тела.

- В любом случае до этого момента понятие времени пока не отли-чается от понятия пространства.

- Совершенно верно. Но вот взгляните... о боже, с какого конца тут начать? Взгляните: вон та звезда ограничена в пространстве. До этого момента все ясно?

- Хм, да.

- Это значит, что в какой-то точке она кончается.

- Ну не то чтобы звезда прямо-таки кончалась, ведь она той же природы, что и все ее окружающее. Но ради интереса постараемся себе это представить.

- Тогда постарайтесь представить и то, что эта звезда внезапно ис-чезла.

- Как это исчезла?

- Очень просто. Помните ту звезду, которая взорвалась, сейчас трудно уже сказать когда, прямо перед нами? И что же осталось на ее месте?

- Внешне ничего, но только внешне.

- Мне этого вполне достаточно. Так вот я спрашиваю вас: есть ли, на ваш взгляд, какая-нибудь разница между двумя концами, то есть между концом-завершением чего-либо в пространстве и концом-взрывом-исчезновением этой самой звезды? По-вашему, оба эти собы-тия абсолютно схожи между собой?

- Да, конечно. Хотя... если вдуматься, становится понятно, что вы имеете в виду. Значит, этот второй конец и есть время?

- Не время, а то, что дало этим людям основание говорить о поня-тии времени, точно так же как первый конец дал основание говорить о понятии пространства. Таков, во всяком случае, отправной момент,- весьма призрачный, с моей точки зрения,- из которого, по моему предположению, они исходили, строя свое разграничение.

- Следовательно, время - это система концов?

- Пока что можно сказать и так.

- Но и пространство, судя по тому, как вы нам все представили, тоже является системой концов?

- Да, но...

- А-а, ясно: к пространству относятся концы первого представлен-ного нами типа, а ко времени - второго.

- Именно.

- Допустим, значит, у них существуют или существовали две раз-граниченные между собой понятийные системы. И что же дальше?

- По поводу разграниченности надо еще подумать. Я действительно разграничил оба понятия, но лишь для того, чтобы затем сразу же их объединить. Дело в том, что они как бы сливаются в другом понятии - понятии смерти. Более того, суть этого последнего понятия именно бла-годаря им и проявляется нагляднее всего.

- Тогда к чему вся эта канитель? К чему нужно было забивать нам мозги этим замысловатым разграничением?

- Я разграничил их по двоякой причине. Во-первых, потому, что, как уже было сказано, их нельзя воспринимать в качестве единого понятия, предварительно не разделив. Во-вторых, потому, что смерть, несмотря ни на что и совершенно непостижимым для меня самого образом, отно-сится скорее ко второму виду, второму роду единой идеи, чем к первому.

- Так, снова загадки пошли. Кажется, вы опять противоречите са-мому себе. Вы хотите сказать, что смерть скорее представляет собой конец во времени, чем конец в пространстве?

- В общем, да.

- Но в таком случае у нас получается два понятия.

- Отнюдь.

- То есть как? Вы шутите?

- Вовсе нет. Безусловно, здесь моя хилая теория начинает буксо-вать, и я, честно говоря, не знаю, как быть дальше, как обосновать мои... мои впечатления. Тем не менее... А что, если мы попытаемся из-менить терминологию? Например, можно предположить, что понятие пространства или времени в его отношении к идее смерти, и только в этом случае, не является в собственном смысле слова понятием, а ско-рее функцией. Основания для подобного заключения действительно есть: пространство и время как бы выполняют функцию друг друга.

- Функция здесь вовсе ни при чем. Ну хорошо, а что это нам дает?

- О боже, да ничего, просто тогда нам было бы легче допустить пре-обладание одного из двух.

- Ничего подобного! Наоборот!

- А что, если мы обратимся к понятию переменной функции?

- А вам не кажется, что вы весьма вольно обращаетесь с этими тер-минами? Функция, какой бы она ни была - переменной или нет, не может относиться к самой себе. Кроме того, вы буквально закидали нас всевозможными понятиями, меж тем как у вас у самого, кажется, голо-ва кругом идет. Мы уже окончательно запутались в ненужных подроб-ностях, которые, по вашему собственному определению, являются лишь вашими впечатлениями.

- Что правда, то правда: я и сам потерял от всего этого голову.

- Ну, а все-таки, профессор, скажете вы наконец, как нам понимать эту проклятую смерть? Это конец во времени или в пространстве? А может, и во времени, и в пространстве или же в том, что объединяет их и уподобляет одно другому? Да и конец ли это, правильно мы поняли ваши туманные объяснения?

- Это действительно конец, по крайней мере в их понимании. Ко-нец во времени и в пространстве, и в первом, и во втором. Лучше даже будет сказать: во времени-пространстве. Да, остановимся пока здесь.

- Ну вот, теперь это хотя бы прозвучало ясно. Тем не менее осталь-ное еще по-прежнему покрыто мраком неизвестности. Итак, конец. То есть, в сущности, идея конца. Впрочем, здесь, кажется, пахнет тавтоло-гией: коль скоро они тела, то они и должны кончаться.

- Верно, они конечны, ограничены в пространстве, но...

- Во времени-пространстве, как мы только что признали.

- Да, но... (О небо!) Видите ли, то, что они конечны или ограничены, вовсе не означает, что они кончаются.

- Правильно, но разница в лучшем случае затрагивает наше созна-ние.

- Умницы. Вот где понятие, псевдопонятие или полупонятие време-ни может оказаться нам полезным, что бы я вам тут ни говорил. Они кончаются не только в пространстве, но и во времени, то есть в про-странстве как пространстве-времени, при явном преобладании послед-него... Это понятно?

- Ничуть.

- Тогда мы должны вновь обратиться к примеру взорвавшейся звезды. Я, наверное, рассуждаю сбивчиво и неуклюже, но речь идет не об их самовосприятии и не о каком-то отвлеченном для них понятии, а о реально происходящем событии. Хотя, как я уже говорил, именно ми-ровосприятие сделало их такими, какие они есть.

- Вы никак не дойдете до сути дела. Значит, смерть есть реально происходящее событие?

- Да.

- Следовательно, теперь это больше уже не понятие и не идея?

- Да нет же, черт возьми, это идея, выведенная из реального собы-тия, и одновременно само это событие.

- Как это у вас все легко и просто! Плохо лишь одно: исходя из ва-ших собственных доводов, можно с таким же успехом заключить, что не идея выводится из события, а событие из идеи.

- (Ты смотри, что творят!) А что, собственно, это меняет, славные вы мои всезнайки?

- Посыплем голову пеплом: выходит, они могут взорваться, подобно небесным телам?

- Не знаю, взорваться ли, но кончиться - наверняка. Впрочем, если хотите, будем считать, что они взрываются.

- Значит, и с ними может выйти такая оказия?

- А вот и нет. Тут кроется еще одна загвоздка. У меня такое впечат-ление, что для них это не просто возможность, а необходимость.

- Необходимость! Вы хотите сказать, что рано или поздно они должны взорваться?

- По крайней мере, они так думают. Само собой разумеется, это может быть лишь их предположение. Правда, оно вроде бы подтвер-ждается фактами. Во всяком случае, до сих пор все шло именно так, как они предполагали: вначале они есть, затем, в какой-то определен-ный момент, их уже нет; это и значит, что они умерли.

- Но ведь это абсурд: сущее, то есть в конечном счете все, не может оказаться ничем и полностью перейти в небытие.

- Зато оно может изменить состояние. Иначе как вы объясните взрыв звезды? Они перестают быть по отношению к тому, чем были раньше.

- Хм, все это сильно смахивает на софизм.

- При чем здесь софизм? Может звезда взорваться, или потухнуть, или вообще перестать быть тем, чем была, и даже превратиться во что-то еще?

- Конечно, но "может" еще не значит "должна". В этом огромная и прежде всего качественная разница.

- Не значит "должна"? Да мы-то откуда знаем? А что, если это некий естественный, всеобщий закон?

- Закон конца или изменения состояния? Да будет вам!

- А я и не настаиваю, ведь это они так считают.

- И на чем же основывается этот закон?

- На опыте. Я, как вы понимаете, рассуждаю в их ключе, точнее, опираюсь на их данные.

- На опыте! Но ведь опыт - это самый ненадежный метод исследо-вания, самая обманчивая точка отсчета. Исходя из опыта, всегда мож-но прийти к двум взаимоисключающим результатам. Ссылаясь на опыт, можно утверждать все что угодно. Неужели из того, что взорвалась ка-кая-то одна звезда, неизбежно вытекает, что и остальные звезды долж-ны рано или поздно взорваться? Ну, а если, скажем, кто-то из нас вдруг прекратит свое существование, разве это приведет к прекращению су-ществования всех? Что за околесицу мы здесь несем?

- Вместе с тем если бы каждую минуту перед нами взрывалась или гасла звезда, то подобные случаи, то есть сводимые к предыдущим бу-дущие случаи, приобрели бы в наших глазах более вероятностный ха-рактер и в конце концов воспринимались бы нами почти как необхо-димость.

- Да что вы нам тут рассказываете? Простите, не вы ли сами учили нас не доверяться фактам и сохранять по отношению к ним присущую нам свежесть и, как вы выразились, девственность? Ладно. Дальше вы говорите о будущих случаях. Но ведь ни один случай полностью не сво-дится к другому, тем более предшествующему. К тому же наибольшая вероятность или почти необходимость еще не являются необходимостью, скорее они составляют ее полную противоположность. И, наконец, возь-мем хотя бы первый случай. Спрашивается: как в идеале соотносится с ним второй случай? Свободно ли это соотношение, свободны ли мы в от-ношении второго случая? Я хочу сказать, что наше мнение могло быть определено и обусловлено уж после первого случая, в силу того представ-ления, которое мы о нем составили. Так что вопрос о необходимости вто-рого случая неизбежно оказался бы спорным, и мы никогда не сумели бы доказать его правомерность. И это только по поводу второго случая. Что же тогда говорить о третьем, четвертом и так далее?

- Ну, да, да, а они все же тем временем умирают.

- А что, если это происходит потому, что они убеждены в необходи-мости умереть? При такой убежденности, возможно, и с нами случилось бы нечто подобное. Вы только посмотрите, до чего я додумался!

- Что я вам говорил?

- Да не-ет... Не мешало бы им набраться смелости и заявить раз и на-всегда: "Тем хуже для фактов",- вот что они должны сказать. Однако продолжим. Значит, так: они умирают. Или только думают, что умирают?

- А разве это не одно и то же? По крайней мере, для наших рассуж-дений о том понятии, которое мы пытаемся определить. Скажу больше: если бы они только верили, а на самом деле не умирали, будь то для них хуже или лучше, в конечном счете это дало бы нам преимущество a for-tiori , если так можно выразиться. Впрочем, все это не так просто, как кажется. Вот скажите, например, допускаете ли вы существование иных естественных законов? Или иных миров, где царили бы иные, от-личные от наших, законы?

- В вашем вопросе столько оговорок... не говоря уже о том, что сформулирован он довольно небрежно, так как законов, которые бы управляли нами, не существует. В данном случае мы управляем зако-нами, после того как сами же их и устанавливаем. Законы - это наше истолкование... Но даже если предположить более правильную форму-лировку вашего вопроса и постараться вникнуть в его суть, ответ у нас будет один: решительное нет.

- Значит, нет?

- А откуда, собственно говоря, взяться этим другим законам? Если мысль отречется от единства, все полетит в тартарары. Наше толкова-ние... может быть лишь однозначно и едино.

- Молодцы, молодцы, отлично усвоили уроки... других учителей. Однако осмелюсь вам заметить, что дважды вы не закончили одну и ту же фразу: "Наше толкование..." Так чего же?

- Вселенной, всего.

- То есть чего-то вне нас?

- Он, видно, полагал застать нас врасплох этим вопросом.

- Разумеется, чего-то вне нас. Иначе термин "истолкование" да и любой другой, схожий с ним, оказались бы совершенно не к месту, а слово "мысль" потеряло бы всякий смысл. Короче говоря, истолковать самого себя невозможно, так как для этого пришлось бы использовать какую-то часть себя, то есть принять за истолкованное то, что еще нужно истолковать, или же ограничиться лишь частичным истолкова-нием.

- Превосходно, теперь уже вы твердите как по заученному, правда, у вас это получается побойчее!

- Все это имеет отношение к тому, о чем я собираюсь вас спросить, и в какой-то мере предваряет мой очередной вопрос: ну, а существова-ние, хотя бы видимое, других законов вы можете допустить?

- М-м, это да, главное, чтобы они сводились...

- Конечно, конечно. Значит, можно считать, что смерть - это одна из множества вероятных видимостей?

- Опять вы со своими словесными пируэтами! Получается, что мы только зря пыхтели над всем этим... а над чем, собственно? Так смерть - это видимость или понятие?

- Еще одна хитроумная уловка!

- Тогда можно сказать, что это видимое понятие или понятийная ви-димость, а можно и так: понятие как видимость и видимость как поня-тие.

- Да здравствует ясность, а главное, да здравствует решение вопро-са! И как прикажете нам все это понимать?

- Именно так, как вы поняли.

- То есть никак.

- Нет, нет, вот уже полчаса, как вы говорите о смерти, а это значит, что мне удалось дать вам о ней представление.

- Не обольщайтесь. До тех пор, пока мы не дошли до четкого опре-деления...

- Оставьте в покое определения: здесь для нас они все равно невоз-можны. Не следует забывать, что речь идет или шла не о смерти в стро-гом смысле этого слова. Я лишь пытаюсь или пытался представить вам ее в качестве их идеи или... антиидеи. Иными словами, для вас, для нас смерть всегда останется понятием, даже если она не является или не являлась им сама по себе.

- Очередной трюк! Одни слова!

- Трюком скорее нужно назвать логику, за которую вы пытаетесь ухватиться.

- Как же вы нам ее представите, если сами не знаете, что это та-кое? С другой стороны, понятие тоже может и должно быть определено.

- Вы хотите сказать, представил. Бросьте, бросьте, что такое смерть, вы теперь уже более или менее знаете. Что есть смерть, знают все.

- Мы знаем это, этого не зная.

- Тем лучше: это и есть подлинная наука. Вот видите, как много и вместе с тем мало весят слова!

- Значит, смерть - это слово!

- Если хотите, да.

- Слово, которое ничего не значит!

- Отменно.

- Но пока смерть только затуманивает наше восприятие вселен-ной...

- Превосходно.

- ...не давая нам ничего взамен.

- Совершенно верно.

- Довольно с нас ваших загадок!

- То, что мы будем иметь дело с загадками, было ясно с самого на-чала. Посудите сами: если для них смерть - загадка, то что же тогда говорить обо мне или о вас?

- Да, ребята, что тут сказать? Видно, старик прав. По крайней ме-ре, ясно, что он имеет в виду и куда клонит.

- Черта с два он прав!

- Это еще что за новости: "старик", "черта с два"? Попрошу вести себя подобающим образом, даже если вы соблаговолили признать мою правоту... Да, над такой загадкой стоит поломать голову; как знать, может, и удастся ее разгадать?

- Что ж, мы готовы.

- Видите ли, мои юные друзья, эдак мы с вами до скончания века можем просидеть. Меж тем должен вам заметить, что наша лекция и без того затянулась. Давайте на этом остановимся. К следующему разу...

- Еще чего выдумали! Вы что, намерены все так и оставить?

- Никакого следующего раза! Давайте дальше и без всяких выкру-тасов!

- Выкладывайте, выкладывайте все до конца!

- Давай, давай!

- Как вам не стыдно! Да не будь у меня других причин закончить эту лекцию, одного этого было бы вполне достаточно. Это уже не лек-ция, а какой-то митинг.

- Митинг? А это что?

- Ну, это такая... штука, у них там, вроде бы для них очень важная.

- Ой, расскажите, расскажите! Ну да, мы виноваты, извините, но хоть вот столечко еще расскажите, а?

- О митинге или о смерти?

- Только не надо разыгрывать из себя простачка: расскажите нам что-нибудь такое, что давало бы пищу к размышлению. Это поможет нам в следующий раз быть во всеоружии.

- Хм, а что конкретно вас интересует?

- Ну вот, к примеру, вы сказали, что в определенный момент они умирают или что-то в этом роде. В какой именно?

- Кажется, по истечении определенного срока.

- Определенного срока?

- Да... Они, надо вам сказать, выработали еще и второе понятие. Думаю, что теперь-то оно с самого начала не вызовет у вас никаких трудностей: это понятие жизни. Впрочем, "выработали" - пожалуй, слишком сильно сказано. Собственно, никаких особых усилий они и не прикладывали, ведь речь, по существу, идет все о том же понятии, только на сей раз перевернутом. Короче говоря, они называют жизнью то, что не является смертью. Вот, а умирают они после определенного отрезка жизни, который примерно одинаков для всех.

- Ну ничего себе! Нелепица еще похлеще первой! Как же это пони-мать?

- Боюсь, как бы этот разговор не увел нас слишком далеко. Хотя... разобраться во всем вполне возможно.

- А что же все-таки означает "определенный отрезок жизни"? Ведь он должен быть бесконечным, не с одного, как вы говорите, конца, так с другого, не от смерти, так отсюда. То есть в любом случае это беско-нечность, а никакой не отрезок.

- Э-э, нет. Я понимаю, к чему вы клоните. Однако вы забываете, что они ограничены во времени и в пространстве или считают себя та-ковыми, изолируя тем самым собственное малое. В общем, вы забывае-те, что они не только кончаются, но и начинаются. И это начало они называют рождением...

- ...которое предполагает конец, то есть смерть?

- Безусловно: как конец предполагает начало, так и смерть предпо-лагает рождение. К чему это вы меня все толкаете? Давайте не будем сейчас о том, что такое "сначала" и "потом", иначе все снова закрутится.

- "Сначала" и "потом"? Что это?

- Довольно, довольно, умоляю вас!

- Ну хотя бы какой-то ритм или периодичность прослеживаются в их бытии?

- Да, светлые вы мои головушки, прослеживается. Правда, нельзя сказать, что именно в бытии. В их понимании жизнь и бытие - не одно и то же и одним и тем же быть не могут. Другими словами, они не зна-ют, чем были до рождения и чем станут после смерти.

- Не знают!

- Да, не знают, в этом-то все дело.

- А как же они существуют или... живут, так, кажется, нужно ска-зать?

- Об этом тоже в следующий раз. Что же касается ритма, о котором вы тут упомянули, то вот он как раз проявляется непосредственно в их жизни, если, конечно, верить имеющимся у нас сведениям.

- А каким образом он проявляется?

- Их жизнь как бы состоит из множества малых рождений и смер-тей. Разумеется, видимых или двояко видимых. Насколько я понимаю, это своего рода репетиция конечной смерти или прогоны начального рождения. Самое смешное, однако, заключается в том, что подобным образом они рождаются и умирают абсолютно одинаковое количество раз. При этом нужно учитывать, что первому рождению, назовем его истинным, не предшествует какая-то видимая смерть и что последняя смерть не сменяется видимым рождением. Поэтому их жизнь - это жизнь только наполовину, ровно наполовину.

- Что-то не очень понятно. Значит... Значит, жизнь состоит из рож-дений и смертей?

- Не состоит, а отмечена ими. После первого рождения следует оп-ределенный период жизни, который вскоре прерывается смертью. За ней следует определенный период смерти, в свою очередь прерываемый рождением, которому соответствует свой период жизни, и так далее, до последней смерти.

- Теперь и вовсе ничего не понятно.

- Подождите, это еще не все. Самое невероятное состоит в том, что эти периоды совпадают не только по количеству, но и по продолжи-тельности. То есть и в этом случае малые рождения и смерти сменяют друг друга примерно через одинаковые промежутки времени.

- Наконец-то ясно. Хотя то, что вы хотите сказать... Но почему? И еще: что означает "период смерти"?

- Отрезок времени, можем мы теперь сформулировать, между ма-лой смертью и малым рождением.

- Хитренький вы. Это-то мы как раз поняли. Мы спрашиваем о дру-гом: если смерть - это конец, каким бы он ни был, то как она может являться периодом?

- Но ведь речь идет о видимости, о видимой смерти.

- Тогда что, этот отрезок времени представляет собой какой-то про-вал?

- Наоборот: на время этих периодов их существование не прекра-щается. Более того, оно протекает еще напряженнее в одном отноше-нии и почти затухает в другом. Понятно?

- Всего несколько слов - а сколько несуразностей! Очевидно, их существование не прекращается и после главной смерти. Это раз. Ско-рее прекращается, и вы это сами сказали, их жизнь, которая одновре-менно есть и существование, хотя, вернее, поскольку является его ча-стью. Это два. Мы могли бы и продолжить. Однако на самом деле вы, должно быть, намеренно выбрали этот двусмысленный, срединный термин "существование", чтобы как-то выйти из затруднительного по-ложения. Так что придется вам объясняться.

- И не подумаю!

- Не подумаете?

- Не стану я ничего объяснять! Лекция закончена, и к сказанному мне нечего добавить. От таких, как вы, просто никуда не денешься: вы цепляетесь буквально за каждую мелочь, за каждое слово и требуете бесконечных разъяснений, уточнений и так далее. Хватит!

- Тихо, а то он уйдет!

- Хорошо, хорошо. Только успокойтесь. Давайте лучше вернемся к нашему разговору. Итак, в течение этих периодов их существование протекает напряженнее в одном отношении и почти затухает в другом. Что же это за отношения в первом и во втором случаях?

- Ну ладно... А что, по-вашему, характеризует существование - существование или бытие? (Чтобы уж покончить с этим.)

- Ощущения, образы, мысли.

- Хм, в таком случае нет никаких сомнений в том, что более полно-ценно они существуют в периоды видимой смерти, нежели в периоды собственно жизни.

- Следовательно, ваша аналогия, не говоря уже о несколько стран-ной манере излагать мысли, была ошибочной и теперь нужно пересмот-реть всю серию сделанных вами утверждений? Насколько мы поняли, все начинается со смерти, а кончается рождением?

- (Вот черти, совсем уже затюкали.) Пересматривайте себе на здоро-вье, все равно в конечном счете ничего не меняется. Только напрасно вы так пренебрежительно относитесь к тому, что у них есть тело или что са-ми они - тела... А вообще-то мы пока пребываем в нерешительности: эти их периоды или чередующиеся состояния видимой смерти и жизни...

- Тоже видимой?

- Не перебивайте! Эти их состояния, которые, кстати сказать, они называют соответственно сном и бдением, настолько уже тесно между собой переплелись, что невозможно определить, где настоящее, а где мнимое.

- Настоящее и мнимое? При чем здесь это?

- (Не такие уж они простаки.) Тут уже, понимаете, совершенно не-ясно, какой точки зрения придерживаться. Иногда начинаешь даже думать, что эти люди и впрямь, как считают некоторые из них, состоят из двух половин, одна из которых тело, а другая...

- А другая? А другая?

- Откуда мне знать! Наверное, то, что не есть тело и даже каким-то образом противостоит телу.

- Ну нет, профессор, так не пойдет. Представить себе существова-ние двух различных естеств мы решительно не в состоянии. Вы обяза-ны нам сказать, тела они или нет.

- Послушайте-ка, мои милые, юные и весьма дерзкие друзья, да-вайте не будем сбивать друг друга с толку. Знания, которыми я обла-даю на сегодняшний день, не позволяют мне заходить в своих рассуж-дениях слишком далеко. Тем более вот так, сразу, без подготовки. Да я даже не знаю, с какого боку ко всему этому подступиться... А что, если внутри этих тел находится что-то наподобие огня, полыхающего глубоко под толстой корой небесных тел?

- Тогда почему это внутреннее "что-то" не прорвет свою кору и не избавится от тела?

- Ну и вопрос! А почему, скажите вы мне, не извергается внутрен-ний огонь небесных тел? Честное слово, с чего это вы взяли, будто сво-бода обязательно тяготеет к еще большей свободе? Будто свободная стихия, к примеру тот же огонь, обязательно должна стремиться к бур-ному высвобождению? На самом деле она, наоборот, постепенно замы-кается в себе, а свобода, если хорошенько приглядеться, тяготеет к раб-ству. Никакая это не духовная ценность и даже не высокое устремле-ние. Виною всему наш порочный метод исследования, наши ложные посылки. А происходит это из-за нашей слепоты. Вдохновляясь частич-ными процессами высвобождения энергии или природных сил, еже-дневно происходящими на наших глазах, и проводя, как это у нас при-нято, соответствующие параллели, мы убедили самих себя в том, что свобода есть цель, высшее благо, а заодно и безотказное средство. Но мы не видим главной цели: конечного и, почему бы нет, благотворного назначения всего этого. Какое там! Если и существует поистине беспо-лезная вещь, так это как раз свобода. Свобода - это даже не вещь, это вздох, ничто, которое ждет своего определения и предназначения. А это, как я уже сказал, и есть рабство. Свобода не может быть целью. Несчастны те народы и эпохи, которые ставят перед собой подобную цель. Руководящим принципом вселенной является не принцип расши-рения, а принцип сжатия, не принцип растяжения, а принцип сокра-щения... Впрочем, что это я тут с вами пережевываю прописные исти-ны, прямо как в вечерней школе! Мы тут разглагольствуем (и вовсе нет!), меж тем как эту нашу горе-лекцию давно пора бы уже закончить. Итак, вернемся к нашим баранам. Хотя нет, возвращаться мы ни к че-му не будем; всего доброго, до следующего раза!

- Ну, а как же...

- Что как же?

- Значит, их жизнь состоит и из сна, как вы его назвали, и из бде-ния?

- Точно.

- А потом они действительно умирают?

- Действительно. То есть как это действительно?

- Как, как?

- Нет, теперь вам меня на этом уже не поймать. До следующего раза!

- Хорошо, но как хотя бы проявляется эта смерть?

- Черт возьми, они перестают быть тем, чем были. К примеру, они перестают двигаться.

- А что, живые они двигаются?

- Еще как. Движение для них - одна из основных предпосылок жизни. В конце концов не так уж они и не правы: разве небесные тела останавливаются хотя бы на секунду?

- Они двигаются: вот это да!

- Кроме того - опять же ради примера,- умирая, они лишаются своего тела.

- Что-о? Что значит "ради примера" и "лишаются тела"?

- Ку-ку, дорогие мои! Так мы и вовсе никогда не кончим.

- Как жалко! Тогда ближе к делу. Значит, они умирают. Так. А по-том, что происходит потом?

- Что происходит? Да ничего.

- Ну уж нет! Там, где кончается одно, обязательно должно начаться другое.

- Приходите завтра.

- Ну пожалуйста, профессор, ну хотя бы одну минутку, а? Расска-жите нам еще что-нибудь такое.

- Ах, тако-ое!

- Ну, в смысле эдакое. Ведь самое интересное только начинается. Если до этого вы заставляли нас попусту напрягать извилины, то теперь вроде бы самое время рассказать обо всем по порядку...

- Не опаздывайте на следующую лекцию.

- Какая досада!

- Подумать только, какие прилежные и вдумчивые юноши! Однако в любом деле надо знать меру. Всего доброго!

- Секундочку! Еще один вопрос: вы сказали, что бдение и сон че-редуются?

- Да, бдение воспроизводит сон, а сон - бдение.

- Но...

- Я понимаю, что у вас не сходится, но ответить пока не могу. В общем, вы хотели бы знать, что же преобладает?

- Да, да!

- Ну так вот, точно я не знаю, но думаю, что бдение воспроизводит сон слабее, чем сон воспроизводит бдение. По крайней мере, сон само-достаточен, а бдение - нет.

- Какой же из этого следует вывод?

- Не знаю.

- Во всяком случае, вы понимаете, что если это обстоятельство вер-но, то его можно истолковать двояко?

- Понимаю.

- С одной стороны, из этого можно заключить, что важнее всего бдение, а с другой - что важнее сон.

- Выбирайте.

- Мы выбираем второе.

- Вот и чудно, поздравляю.

- Значит, по-настоящему они живут во сне?

- Считайте, что так, если вас это больше устраивает.

- Но ведь во сне тело не играет почти никакой роли?

- Вроде бы никакой, а если и играет, то весьма ограниченную. (Если я ослаблю внимание, они как пить дать снова втянут меня в разговор.)

- Следовательно, то, что в конечном счете умирает, и есть тело?

- Что за ерунду вы городите! С чего это вы взяли?

- Хорошо, тогда ответьте на такой вопрос: не будь у них тел или не будь они телами, могли бы они умереть?

- Не думаю.

- Вот видите, значит, тело и есть смерть?

- Я этого не говорил.

- Короче, вы не собираетесь нам больше помогать?

- Не теперь. До свидания.

- Нет, нет, погодите! Объясненьице на дорожку, плевенькое такое объясненьице, два слова - не больше!

- Двумя тут не обойдешься.

- Скажите, почему в начале нашего разговора вы употребляли как настоящее, так и прошедшее время, а затем - только настоящее?

- Смотри-ка, что откопали! Ну да, для простоты дела я стал ограни-чиваться одним настоящим, хотя... А вы разве не знаете, чем все кон-чилось?

- Нет.

- Ну-у... Те, кто туда отправился, так и не вернулись. Поначалу от них еще поступали сообщения, хотя и не совсем понятные, потом пре-кратились и они... Поэтому нам даже неизвестно, существуют ли еще обитатели этой далекой туманности, или их уже нет.

- То есть умерли они или превратились в нечто еще?

- Ну да, скажем так.

- А когда отправились туда наши?

- Кто его знает! С тех пор большая западная звезда уже больше ста тысяч раз пересекла небесный экватор.

- Ой, профессор, расскажите, расскажите!

- Фига с два!

- Что-что?

- Так, кажется, они иногда выражают или выражали отказ.

- О-о! А-а! Значит, вы твердо стоите на своем?

- Твердо.

- Значит, лекция действительно окончена?

- Слава богу, да.

- Выходит, это и есть пресловутая смерть?

- Значит, да. Но все-таки что же это? Я пытался как-то вас вооду-шевить, но теперь чувствую, что и меня охватывают некоторые сомне-ния. Одному богу известно, что вы там поняли. В любом случае давайте подытожим в двух словах все, о чем здесь говорилось...

- Хорошо, но подытоживать будем мы сами. Так вы скорее поймете то, что поняли мы.

- Ладно, только поскорее.

- Итак, мы поняли, что ничего не поняли.

- Невероятно! Это превосходит все мои ожидания. Один из их муд-рецов говаривал: "Я знаю лишь то, что ничего не знаю".

- Для существа смертного сказано очень даже неплохо.

- Давайте закругляться; у вас все?

- Сейчас, сейчас. Значит, так: в конечном итоге, что такое смерть, нам неизвестно, следовательно, не доказано, что она вообще наступает. Что же касается фантастического понятия смерти, то это самое абсурд-ное и непостижимое из всех понятий, которые...

Но тут неожиданно произошло то, что действительно положило ко-нец лекции, впрочем, не только лекции, а и всему курсу лекций, как и всему сущему вообще. Небо все вокруг вспыхнуло и залилось чудовищ-ным северным сиянием. В мгновение ока причудливые сполохи света приобрели зловещий пунцовый отлив. Нестерпимым огнем бушевала и кровоточила окрест целая вселенная. В считанные секунды температу-ра поднялась на миллионы градусов. Еще короткий миг - и звездная земля, приютившая пылких собеседников, взорвалась... даже нельзя сказать оглушительно, потому что и слабого отголоска этого грохота ус-лышать было уже некому.

Должен признать, что эта космическая катастрофа странным и од-новременно роковым образом совпала с поистине невыносимой скукой, которую я, телетелетелестенограф, начинал уже испытывать. И вот я спрашиваю себя: каково же было намерение Вечного? Показать, что смерть не только существует, но и безгранично властвует даже в этих далеких галактиках? Или же просто наказать этот народец за его неве-роятную занудливость?

Что за невежи, в самом деле, не знаю даже, как таких и назвать. Вот разве что пикское словечко "закомуристый" тут подошло бы. Что за олухи царя небесного: виданное ли дело - разводить эдакую тягомоти-ну вокруг того, что понятно каждому? А сколько в них апломба, какие они все с виду философы! Они же не затихали ни на минуту: хватали на лету первое попавшееся слово - и ну тискать его, как податливую жен-скую грудь. Но философия ли это? Вместо того чтобы плыть по широкой реке, они растекались по ручейкам и протокам и блаженно плескались в них, даже не заботясь об элементарной логике, обо всем том, что воз-величивает и прославляет нашу собственную философию. Ну ладно... а каково при этом бедняге слушателю (такому, как я, например)?

Хотя справедливости ради следует отнестись к ним с уважением. Я объясню почему. В одном они были, без сомнения, правы: что бы Веч-ный ни делал, смерти все равно нет и еще раз нет. Ведь чем-то они все-таки остались, коль скоро и по сей день продолжают странствовать во вселенной. Ведь коль скоро они странствуют, их дух или частица его могли войти в тело любого из нас. А каждый, кроме разве что авторов научно-фантастико-галактических романов с философским налетом, должен с уважением относиться к самому себе.